Рэндал Гаррет

Неразбериха с вайдой

* * *

Когда Уолтер Готобед, мастер-краснодеревщик его сиятельства герцога Кентского, открыл дверь своей мастерской, его охватили противоречивые чувства боли и гордости. Боль, как и гордость, была чисто душевного происхождения; в свои девяносто лет мастер Уолтер сохранил выносливость жилистого тела, крепость рук и уверенность их движений. Он все еще мог, приладив хорошенько очки на свой тонкий, костистый нос, изготовить точный чертеж чего угодно — от шкафа до шкатулки для сигар. На Троицу, двадцать четвертого мая года 1964 от рождения Господа нашего Иисуса Христа, мастер Уолтер собирался отметить пятидесятую годовщину своего назначения на должность мастера-краснодеревщика герцога. Сейчас он служил уже второму герцогу — старый герцог скончался в 1927 году, — а вскоре будет служить третьему. Герцоги Кентские обычно доживали до весьма преклонного возраста, но человек, работающий с хорошим деревом, впитывающий в себя силу и долголетие лесных великанов, которые снабжают его материалом для работы, — такой человек живет еще дольше.

В мастерской витали запахи деревьев — пряный аромат кедра, густой, богатый запах дуба, теплый, смолистый — обычной сосны, фруктово-сладковатый — яблони. Проникавшее сквозь большие окна утреннее солнце сверкающими отблесками лежало на заполнявших мастерскую шкафах, столах, креслах; одни были уже почти готовы, над другими же предстояло еще работать и работать. Тут был мир мастера Уолтера, атмосфера, в которой прошла большая часть его жизни.

Следом за мастером вошли еще трое — подмастерье Генри Лавендер и двое учеников — Том Уайлдерспин и Гарри Венэйбл. Вся четверка сразу направилась в угол, к верстаку, на котором покоился великолепный образчик их мастерства, изготовленный из полированного ореха. В двух шагах от верстака мастер Уолтер остановился.

— Как он выглядит, Генри?

Задавая вопрос, мастер не повернул головы.

Подмастерье Генри, в свои неполные сорок лет уже приобретший и вид, и манеры опытного краснодеревщика, удовлетворенно кивнул.

— Великолепно, мастер Уолтер, просто великолепно.

В нем говорило искреннее чувство, а не желание польстить мастеру.

— Его сиятельство герцог будет удовлетворен, как ты думаешь?

— Более чем удовлетворен, мастер. М-м-м. Вон там на нем осталось немного опилок, еще с вечера. Эй, Том! Возьми чистую тряпицу, чуток лимонного масла и отполируй его еще разок.

Том мгновенно куда-то исчез, торопясь выполнить приказание, а Генри Лавендер продолжил:

— Его сиятельство герцог несомненно высоко оценит вашу работу, мастер. Это — одно из самых лучших ваших творений.

— Да-а. Есть тут одна вещь, которую вам, Генри, не нужно никогда забывать, — а вы, ребята, должны попытаться понять. Красота дерева не во всякой там заковыристой резьбе, она — в самом дереве. Резьба вполне хороша, когда она на своем месте; вы не думайте, я не имею ничего против сделанной с толком резьбы. Но красота — в дереве. И в такой вот вещи — простой, бесхитростной, лишенной каких-либо украшений, ясно видно, что дерево, как дерево, суть Божье создание, его ничем нельзя улучшить. Самое большое, на что можно надеяться — это выявить ту первозданную красоту, которую Господь вложил в него. Дай-ка мне эту тряпку, Том, я сам пройдусь по нему напоследок.

Протирая маслом, издававшим слабый запах лимона, плоскую поверхность широкой крышки, мастер Уолтер продолжал:

— Старательность и мастерство, ребята, старательность и мастерство — вот в чем секрет. Каждую часть плотно пригнать к соседней, хорошо приклеить, прочно соединить шурупами, чтобы нигде ни малейшей щелочки — вот и получается хорошая работа. Старательно, с умом подобрать материал, чтобы на составных частях совпадал рисунок дерева, выровнять все и отшкурить, а потом отполировать, покрыть воском, лаком или шеллаком до получения идеальной поверхности — и у вас будет прекрасная работа. Но рисунок вещи, ее замысел — именно это превращает работу в искусство. Ну ладно. Ты, Том, берись за передний конец, а Гарри возьмется сзади. Там будет лестница, но вы парни здоровые, не надорветесь. Да и вообще, у столяра-краснодеревщика должны быть хорошие мускулы, так что размяться вам даже полезно.

Ученики послушно взялись, как им было указано, и потянули вещь вверх.

Носили они ее и раньше, так что знали, сколько она весит.

Однако сооружение из великолепно отполированного орехового дерева почти не шевельнулось.

— Эй, в чем там дело? — всполошился мастер Уолтер. — Вы же чуть его не уронили!

— Он почему-то тяжелый, мастер, — встревоженно произнес Том.

— Там что-то есть.

— Там что-то есть? Как так?

Мастер Уолтер подошел поближе и приподнял крышку. И чуть не уронил ее.

— Господи милостивый!

В пораженной тишине четверо краснодеревщиков смотрели на то, что лежало внутри.

Первым смог нарушить молчание подмастерье Генри.

— Мертвец.

Да уж, сомневаться не приходилось. Труп, самый что ни на есть труп.

Глазницы запали, кожа приобрела восковой блеск. Этот человек умер, и умер, если можно так выразиться, надежно, с концами.

А для довершения жуткого впечатления лежащее перед ними голое тело — буквально все, от макушки до кончиков пальцев ног, — имело темно-синий, почти индиговый, цвет.

Мастер Уолтер справился, наконец, со своим дыханием. Волна возмущения сменила начальные чувства удивления и ужаса.

— Но ему же здесь не место! Он не имеет права! Никакого права!

— Я думаю, что это не его вина, — осторожно вмешался Генри. — Не сам же он сюда залез.

— Нет. — Мастер Уолтер сумел взять себя в руки. — Нет, конечно же, нет. Но только очень неожиданно найти труп в таком месте.

Несмотря на ужас происходящего, ученик Том с большим трудом сдержал смешок.

И правда, может ли найтись для покойника более естественное место, нежели гроб?

Даже самые преданные своей работе люди время от времени хотят отдохнуть и берут отпуск; лорд Дарси, главный следователь Его Королевского Высочества принца Ричарда, герцога Нормандского, не был исключением. Он не просто любил свою работу, он предпочитал ее всем другим занятиям. Его проницательный ум наслаждался решением задач, по самой природе этой работы постоянно перед ним возникающими. Тем не менее, он понимал, что ум, имеющий перед собой лишь один, постоянный предмет, быстро тупеет — да и просто приятно иногда отвлечься.

А побывать дома, в Англии, особенно приятно. Лорд Дарси не имел ничего против Франции. Важная часть Империи и все такое. Да и работать на Его Высочество лорду Дарси нравилось. Но все равно домом своим он считал Англию; возвращаясь сюда раз в год, он — никуда от этого не денешься — чувствовал облегчение. Несмотря на то, что Англия и Франция уже восемь сотен лет одна страна, между ними сохраняется достаточно различий, чтобы англичанин чувствовал себя во Франции немного иностранцем. И наоборот, как догадывался лорд Дарси.

Стоя немного в стороне, лорд Дарси разглядывал толпу, заполнившую танцевальный зал. Оркестр только что смолк, все ожидали следующего танца.

Лорд Дарси отпил еще немного виски с содовой из бокала. Он мысленно поздравил себя: целях пятьдесят недель непрерывной работы, и только тогда она понемногу стала раздражать его, но всего две недели подобный развлечений — и они уже превратились в докучливую обязанность. Правда, что ни говори, а развлекаясь, отдыхаешь от работы, равно как работая — отдыхаешь от развлечений.

Барон Дартмур — человек вполне приличный, отличный шахматист, к тому же иногда рассказывает довольно занятные истории. А у леди Дартмур прирожденный дар верно подбирать гостей для своих балов и званых обедов.

Но ведь нельзя же навсегда заделаться постояльцем у Дартмуров, а лондонский высший свет, по правде говоря, далеко не так интересен, как кажется тем, кто в него не вхож.